В вeчeр oднoaктныx бaлeтoв, пoкaзaнныx нa прeмьeрe, вмeстe с бaлeтoм Бeжaрa «Пaрижскoe вeсeльe» xудрук бaлeтa Бoльшoгo Мaxaр Вaзиeв включил и eщe oдну дoлгoждaнную культoвую постановку — балет другого гения XX века, Джорджа Баланчина, «Симфония до мажор», которая не шла в Большом театре почти 10 лет… Таким образом вечер был составлен из произведений творцов, определивших развитие хореографии в XX веке.
Балет Баланчина «Симфония до мажор» всегда является парадным портретом труппы, которая его исполняет. Так было и с балетной труппой Парижской оперы, на которую Баланчин этот балет, собственно, и поставил в 1947 году, когда недолго был ее балетмейстером. Так было и с собственной труппой Баланчина «Нью-Йорк Сити Балет», куда он перенес постановку через год. Так было и с Большим театром, когда этот балет впервые поставили здесь в 1999 году. Тогда это был парадный портрет блистательного поколения танцовщиков Большого театра рубежа веков.
Сейчас, при возобновлении, это тоже современный портрет компании, где наряду с такими мастерами, как Ольга Смирнова, Семен Чудин, Артем Овчаренко, Евгения Образцова, Екатерина Крысанова, хорошей техникой и чувством стиля привлекают внимание и начинающие исполнители, уже успевшие заявить о себе: Марк Чино, Мария Виноградова, Юлия Степанова, Денис Захаров и другие.
Несколько омрачили радость от возвращения на сцену этого шедевра разве что костюмы: черно-белый вариант трико, колетов и пачек, в который переодела этот балет в 1950 году мадам Каринская и в которых танцевали в Большом театре этот балет еще 10 лет назад, показался намного предпочтительней.
«Симфония до мажор». Фото: Большой театр.
Такое же пристальное внимание на вечере было приковано, конечно, и к Бежару. Бежар в России больше, чем просто великий хореограф, определивший развитие балета в XX веке (его труппа так, кстати, и называлась «Балет XX века»).
Когда в Большом театре в 1969 году, на I Московском международном конкурсе артистов балета, зрители впервые увидели бежаровскую хореографию, то испытали культурный шок! В стране, где, как известно, секса не было, французские артисты Франческа Зюмбо и Патрис Барт станцевали в качестве современного номера эротичнейшую по своему накалу хореографию, представлявшую отрывок из бежаровского балета «Бхакти», посвященную древнеиндийским божествам, и сорвали вошедшую в анналы истории 40-минутную овацию.
«У него только секс да Бог, а нам ни того, ни другого не надо», — сказала про Бежара тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева. После чего приезд бежаровской труппы отложился почти на 10 лет. Впервые «Балет ХХ века» посетил СССР только в 1978 году.
Что это были за гастроли, сейчас невозможно себе даже представить! Никакой, самой супермодной западной эстрадной или рок-группе того времени (в том же году в Москву приехали «Бони М») такая реакция зрителей даже не снилась.
«Кремлевский дворец брали штурмом: конная милиция едва сдерживала натиск перевозбужденного моря театралов. Во время спектакля «Весна священная» зрители, казалось, не дышали, замерев от восхищения и неожиданности, увидев «секс» на сцене: мужчина распластывался на теле женщины! Ну а таких полуобнаженных молодых красавцев мужчин и в таком количестве на кремлевской сцене Москва никогда не видывала: это был эстетический шок для публики! А после спектакля бежаровской труппы в Большом театре, с участием Майи Плисецкой в «Айседоре» и Владимира Васильева в «Петрушке», на артистов обрушился с ярусов ливень цветов, засыпавших сцену так, что уборщицам пришлось орудовать метлами и швабрами при всем честном народе. Артисты-гастролеры массово выскакивали из-за кулис, чтобы сфотографировать это зрелище, ибо подобного успеха они еще не знали», — вспоминает непосредственный очевидец тех гастролей критик Александр Фирер.
Тогда же и возникла идея пригласить хореографа на постановку в Большой. Речь шла о показанном на тех гастролях балете «IX симфония» на музыку Бетховена:
«В Центральной ложе Большого театра сидели министр культуры СССР П.Н.Демичев с семьей и его замы с женами. Днем министр виделся с Бежаром и дал согласие на его постановку балета в Большом театре. Вечером, после грандиозного успеха, Ю.Барабаш, тогда первый заместитель министра, сказал Демичеву, что Бежар может отрицательно повлиять на традиции русского балета, и Бежару отказали в контракте. Разговор Барабаша с Демичевым, который молчал с непроницаемым лицом, происходил при мне», — свидетельствует в своих воспоминаниях Нами Микоян (невестка сталинского наркома Анастаса Микояна и мать Стаса Намина).
Позже, уже в постсоветское время, после вторых триумфальных московских гастролей бежаровской труппы, состоявшихся только через 20 лет после первых (в ту гастрольную программу вошел еще один культовый балет Бежара — «Дом священника» на музыку Моцарта и композиции Фредди Меркьюри и группы Queen), попытки поставить балеты Бежара предпринимал Владимир Васильев, потом, еще 15 лет спустя, — Сергей Филин. И вот только сейчас Махару Вазиеву это удалось осуществить.
В том же 1978 году, когда происходили первые московские гастроли, Бежар и поставил свой балет «Парижское веселье», который московские зрители увидели еще через семь лет, в Театре оперетты, во время гастролей Штутгартского балета. Так что балет этот нашим балетоманам был известен, тем более что в другой хореографии (Леонида Мясина) он шел на сцене Большого театра еще при худруке Алексее Ратманском. Именно поэтому оглашение планов поставить в качестве первого балета Бежара в России именно этот спектакль (а не такие его культовые балеты, как «IX симфония», «Весна священная», «Жар-птица», «Болеро», «Бхакти»), вызвало год назад удивление и некоторое разочарование.
К перечисленным шедеврам, надеемся, Большой театр еще непременно вернется, не ограничившись разовой бежаровской акцией. Однако и премьера показала, насколько оказался прав Вазиев. Помимо того что это потрясающий спектакль сам по себе, который очень подошел труппе Большого, он оказался еще и густонаселен: в общей сложности здесь занято более полусотни танцовщиков и 18 солистов, причем на каждого из них поставлены невероятно сложные вариации. Так что наряду с известными или уже «апробированными» артистами (Семен Чудин, Игорь Цвирко, Марк Чино, Алена Ковалева, Иван Алексеев, Клим Ефимов и др.) выдвинуться и показать свои способности тут смог и «молодняк» — например, такие талантливые артисты кордебалета, как похожий на молодого Микаэля Денара Игорь Пугачев, Петр Гусев и многие другие, до которых у Махара Хасановича еще просто, видимо, не доходили руки.
«Парижское веселье». Фото: Большой театр.
А какую блестящую партию тут получил харизматичный танцовщик Алексей Путинцев! В роли Бима (так в детстве звали самого Бежара) он просто «светился и искрился», приковывая к себе внимание музыкальностью и пластической выразительностью своего тела (состав с Путинцевым намного превосходил первый, и резоны постановщиков сделать его вторым мне не совсем понятны).
После премьеры приходилось слышать от заправских балетоманов, ценителей классической традиции в балете, мнение, что, мол, «Парижскому веселью» — с его балетными шуточками, хохмами и пародией на «Спящую красавицу» — не место на академической сцене Большого театра, что это «одноразовый» балет (а идет с 1978 года!), дешевый капустник, достойный сцены разве что мюзик-холла…
Забавно, что аргументация у этих охранителей классики за 40 лет ничуть не изменилась. Через несколько месяцев после первых московских гастролей бежаровской труппы «Балет XX века», когда Майя Плисецкая к своему творческому вечеру хотела показать на сцене Большого «Болеро» Бежара, тогдашний директор театра Иванов говорил примерно то же самое, разве что позабористей: «Этот разнузданный порнографический балет модерниста Бежара со сцены Большого театра показывать публике нельзя. «Болеро» — для «Фоли Бержера» и «Мулен Ружа», но никак не для Большого. Пока я директор, не дам осквернить наш храм искусства». И ведь не давал. Грудью встал. Разрешение танцевать «Болеро» Плисецкой пришло лично от Брежнева, причем только за день до концерта, который был посвящен 35-летию творческой деятельности великой балерины…
Бежара часто называют «кипящей кастрюлей танца». И вот этот фейерверк танца, его необыкновенная изобретательность и театральность, в «Парижском веселье» на зрителя обрушивается настоящей танцевальной лавиной из вариаций, дуэтов, ансамблей, завершившихся, к восторгу публики, умопомрачительным канканом.
Если к синтетическому балету у нас в стране пришли только сейчас, когда Кирилл Серебренников поставил на сцене Большого театра балет «Нуреев», то именно Бежар одним из первых в истории театра стал развивать это направление. В свое время он создал массу «синтетических» балетов, в которых сливались воедино танец, пение, пантомима, словесные монологи и диалоги. В своих балетах Бежар смешивает все: танцевальные стили и направления, драму и оперу, комедию и трагедию, эпохи и времена.
Балет «Парижское веселье» — как раз один из таких. В нем, как в «кипящей кастрюле», перемешана всякая всячина: век XIX (то есть то время, когда Оффенбах написал эту волшебную музыку) — и век ХХ; баррикады Французской революции 1870 года — и роскошное фойе Парижской оперы, строительство которой в те же времена и началось… В вихре танца перед нами пролетают Наполеон III, отдавший приказ о возведении этого здания (блестящая работа Артура Мкртчяна), и его жена императрица Евгения со своими фрейлинами, и популярная писательница того времени графиня де Сегюр, урожденная Ростопчина, и даже сам автор музыки Жак Оффенбах, упоительно танцующий в завершении балета канкан (работу Вячеслава Лопатина в этом образе следует признать одной из лучших в его творчестве).
Как в фильме Висконти, на ладье в виде лебедя на сцену выплывает в этом балете и бежаровский кумир — современник Наполеона III мечтательный король Людвиг II Баварский, прообраз принца Зигфрида из созданного в те же времена «Лебединого озера» (Фауд Мамедов не только сделал талантливую и забавную пародию на романтический облик короля, но даже добился портретной достоверности в его прическе)…
«Парижское веселье». Фото: Большой театр.
А вместе с этими историческими персонажами здесь мелькают балерины и премьеры Парижской оперы времен юности Бежара и их богатые поклонники-балетоманы, доступ в фойе которым Серж Лифарь в то время как раз и попытался закрыть (один из «поклонников» — Михаил Крючков — еще раз доказал, что не бывает маленьких ролей). А еще — гусары, танцовщицы, уличные певицы (потому что в балете у Бежара, конечно же, поют), влюбленные (здесь самым интересным и романтичным из всех составов был дуэт Ксении Жиганшиной и ее партнера Егора Геращенко, который с лихвой реабилитировался в нем за не слишком уверенное партнерство во второй части «Симфонии», которую он танцевал в первом отделении).
А главное — сам юный Бежар, прозванный Бимом, и близкие и любимые хореографу люди: «мой герой» — отец, выезжающий в этом балете с саблей и на коне в ментике и чикчирах (в этой партии самым бравым гусаром оказался Денис Родькин), — и дорогая Мадам, его наставница и педагог Рузанна Саркисян, даже и не подозревавшая, что ее «ленивец» (так часто она называла своего ученика), войдет в историю мировой культуры, обессмертив в своих спектаклях и ее саму (образ отца потом возникнет у Бежара в его балете «Щелкунчик», а образ Мадам войдет в еще один бежаровский балет — «Воспоминания о Ленинграде»).
«У тебя ничего не выйдет. Никакого таланта, никаких способностей к танцу!» — кричит Мадам (Ирина Зиброва, Анна Антропова в первом и втором составах) со сцены в образе злой феи Карабос — после того, как шесть добрых «фей» (их функцию выполняют в балете друзья Бежара), как в «Спящей красавице», в полной тишине одаривают люльку с лежащим в ней младенцем- гением танцевальными дарами — своими вариациями, тоже, кстати, с цитатами из «Спящей».
«Смерть присутствует в моих балетах везде», — любил повторять Бежар, ухитрившись «засунуть» ее даже в такой развеселый балет, как «Парижское веселье». Но хореограф — еще и неисправимый оптимист. Он показывает ее, улыбаясь, сразу после канкана и под музыку баркаролы Оффенбаха, в виде цитаты из той же «Спящей красавицы», когда Карабос ногами вперед уносят со сцены ее слуги…
Когда смотришь этот балет Бежара, нередко создается ощущение, что страницу за страницей перелистываешь его мемуарную книгу «Мгновения в жизни другого», в которой — правда, в несколько другой тональности — он как будто описывает сцены из этого балета (заметим, что и писалась эта книга вскоре после московских гастролей): «Настанет день, когда, явившись в студию, я узнаю, что урок отменен. Мадам умерла. Я сохранил снимок, на котором я вместе с товарищами несу ее гроб. Смерти нет. Есть те, кто умирает. К своей смерти я равнодушен, о ней я не думаю, это случится, только и всего. Чтобы уберечься от смерти, можно ввести ее в балеты. Но меня это никогда не привлекало. Я не люблю заканчивать смертью. Я люблю возрождение. Когда я ставил «Ромео и Юлию», то после смерти, обязательной по сюжету, я выводил всех на сцену, чтобы они крикнули: «Любите — не воюйте!» В финале «Нижинского» раздается фраза из дневника Нижинского: «Нет ничего ужасного. Все — радость» — и рука протягивает розу».
Так же Бежар поступает и в балете «Парижское веселье»: он заканчивается тем, что танцовщик Бим оказывается на сцене Парижской оперы и, глядя в зал, повторяет балетный экзерсис, которому учила его дорогая Мадам…