Театр «Модерн» впал в нирвану: Курта Кобейна играет его двойник

Нaдo скaзaть, чтo этo втoрaя «Nirvana» в жизни Юрия Грымoвa: пeрвaя пoявилaсь eщe в 2004 гoду, главную роль в ней играл известный рок-музыкант Найк Борзов. Спустя пятнадцать лет режиссер вернулся к этой работе, но тот, кто видел «Nirvanа» еще тогда, вряд ли бы узнал ее — так она изменилась: и спектакль, и сам создатель.

Как и предыдущими своими постановками на сцене «Модерна», этой Грымов доказывает, что он в первую очередь кинорежиссер: у него мизансцены — выверенные законченные кадры — только снимай, свет холодный любит, актера выводит на крупный план. И такая киношность только на пользу его работе театральной.

Вот на сцене в бледном свете мечется бледный подросток Курт Кобейн — сутулый, одинокий, никому не нужный, нервический, по сути, брошенный. Отец — конченый алкоголик, у матери другая семья, пацана футболят, как мяч, все кому не лень. Сюжет его короткой жизни, основанный на пьесе Михаила Трофименко, Грымов обозначает не повествованием (родился, написал первую песню, сколотил группу Nirvana, прославился), а скорее его эмоциональным состоянием, вызванным тем или иным поступком, событием в жизни, судьбоносной встречей. Будет музыка самого Кобейна, а также Майкла Джексона и группы The Doors, на которых вырос Кобейн (Грымов грамотно работает с музыкальным материалом). Будет встреча с Кортни Лав и их болезненная, на разрыв сердца любовь.

Но главным двигателем истории станет взаимоотношение музыканта с Драгом — это наркотик, олицетворение героина, на котором сидел Курт Кобейн. Наркотик живой, ходит по сцене, разговаривает и имеет весьма привлекательный вид — мужчина в расцвете лет и сил. В первом акте в черном, во втором — в белом, ласковый, успокаивающий, тревожный, заискивающий, успешный. В общем, грамотно работающий с клиентом. В данном случае — с талантливым, от бога музыкантом. Он — его тень, друг, чуть ли не отец родной, который неминуемо ведет Курта к пропасти и к тому роковому часу, когда прогремит выстрел из ружья: 27‑летний Кобейн покончит с собой.

Трагическая история рассказана и представлена весьма талантливо, не повторяя форматов современного театра, ставших уже банальностью. На сцене живое искусство — искренняя игра, четкая выстроенность сюжетной линии и образное решение спектакля. На роль Курта Кобейна Грымов не побоялся после Найка Борзова взять выпускника Щуки — Богдана Щукина. Во-первых, он фантастически похож на американского музыканта, во-вторых, редкое амплуа неврастеника оказалось ему вполне подвластно. Органично с ним в паре существует приглашенная на роль Кортни Лав замечательная актриса из ЦДР Анастасия Сычева. Перед этой парой стоит непростая задача — изображение наркотического состояния, а это, как изображение опьянения, как правило, на сцене выглядит фальшивым. Щукин и Сычева избежали фальши прежде всего потому, что искренне играют не психофизическое состояние, вызванное употреблением наркотиков, но душевную боль. И их искренность и самоотдача вызывают должный эффект — в финале многие в зале плачут.

Драг (Юрий Анпилогов). Фото: пресс-служба театра

Второй акт визуально очень эффектен: сцена вся покрыта мыльной пеной, и эта воздушная субстанция, почему-то не опадающая почти час, успешно работает метафорой. Новую работу «Модерна» можно рассматривать не только как яркое художественное высказывание, но прежде всего социальное. Поэтому оно действеннее, чем любая пропаганда и агитка по борьбе с наркотиками.

После спектакля — интервью с режиссером.

— Юрий, чем эта «Nirvana» отличается от первой постановки?

— Если коротко: всем. За 15 лет я сам стал другим режиссером и по возрасту, и по отношению к профессии. Изменился сценический язык, световое, звуковое решение и самое важное — драматургическое. Тот спектакль, если быть честным, был несколько поверхностным. Сейчас мне захотелось поговорить о человеке, потому что для меня театр — это прежде всего человек. Я снимаю фильмы про людей, и спектакли делаю про людей. Человек — это самое интересное и самое страшное в современном мире. Поэтому и репертуар театра «Модерн» о человеке и его проявлениях.

— Исполнитель главной роли, Богдан Щукин, поразительно похож на Курта Кобейна. Так получилось или нашли его в результате кастинга?

— Я православный и не люблю разговоры про мистику. Но знаю наверняка, что если у вас благие намерения и нет стяжательства, весь мир вам помогает. Я ненавижу слово «кастинг», я просто был одержим поисками актера на роль Курта Кобейна. Ходил по театрам, смотрел дипломные спектакли в институтах, и Богдана увидел в Щукинском училище. Сразу понял, что он — Курт. Он очень чистый парень, открытый, отзывчивый, с хорошим нутром.

А я тот режиссер, который работает не с актерами, а с людьми. Открытость миру Богдана помогла и мне в создании образа Курта, и ему самому. Надо сказать, что это его вообще первый выход на профессиональную сцену. Так что эта история вся о любви, а любовь усиливает талант, проявляет его. Мы собрали людей по любви — Настю Сычеву из ЦДР Панкова, Юрия Анпилогова — он работал в самом первом составе Театра Армена Джигарханяна.

— Все-таки неожиданное решение второго акта: он весь в мыльной пене. В связи с этим два вопроса: что это за технический состав, благодаря которому пена стоит и не превращается в воду в течение часа?

— Это мыльная пена, антиаллергенная. Можно сказать, состав русский, прошедший тестирование, испытание, чтобы 45 минут — столько идет второй акт — не опадала. Она точно лучше немецкой. Такую пену обычно используют на дискотеках, но там она водянистая и долго не держится.

— И второй вопрос: какой образ для вас пена несет?

— Собирательный образ — нас много окружает пены, и мы говорим часто: когда сойдет пена, вот тогда… Пена — это суета, в которой мы все существуем. И Курт Кобейн в ней существовал, поэтому к концу второго акта она полностью исчезает, и на сцене остается просто музыкант. Очищение — вот что здесь главное для меня.

— Ситуация с наркотиками в нашей стране за 15 лет изменилась только в худшую сторону — статистика подтверждает.

— Знаешь, наркотики заняли прочно стабильное место в нашей жизни. Сегодня есть города в России, в которых наркотики как эпидемия, как страшные будни. И самое ужасное для меня здесь — формальное отношение к этому со стороны государственных органов. Едешь по Москве, видишь баннеры, на которых броско написано: «Скажи наркотикам нет!». И что? Ну сказали, а дальше? Я хочу привлечь внимание государства и людей к этой проблеме, чтобы бороться с этим злом. Я вижу, как после спектакля люди плачут. Спрашиваю: «Почему?» — «У нас родственник погиб от наркотиков». Я хочу, чтобы зрители влюбились в Курта и поняли, что не с наркотиками он писал музыку — огромное количество бездарных наркоманов есть. Я хотел создать мир Курта Кобейна, ранимого мальчика, состоящего из боли.