Хранительница библиотеки старого Переделкина: на работу взял Корней Чуковский

Библиoтeкa в Пeрeдeлкинe мaлo нaпoминaeт тe сoврeмeнныe oбщeствeнныe прoстрaнствa, кoтoрыe появились сейчас в центре Москвы, — ни прилавка с кофе на вынос, ни кресел-пуфиков… Здесь скорее вспоминаешь районную библиотеку, в которую бегал, когда тебе было 11 лет, — рисунки на стенах, особо ценные книги под стеклом. Небольшой домик в Переделкине живет так уже более полувека — и все это время о порядке тут заботится Валентина Сергеевна.

— Я работаю в библиотеке с 1962 года, но ходила сюда еще в школьные годы. Я москвичка, у меня здесь дача. Во время войны, в 1944 году, моя семья построила тут дом — я так здесь и живу. В 1957 году тут построили библиотеку, и все мы, дети, бегали сюда. Когда я стала постарше, я серьезно изучала язык и приходила сюда заниматься с малышами-дошкольниками английским. Корнею Ивановичу это очень нравилось. Он сам прекрасно говорил по-английски и призывал всех учить языки. Ведь львиная доля англоязычной литературы — Даниэль Дефо, Киплинг — переведена именно им. Он подшучивал надо мной: приводит кого-нибудь и торжественно объявляет: это у нас Валечка, знает английский язык! Я могла отвечать на вопросы, конечно, но не на том уровне, чтобы легко говорить с иностранными гостями. Тогда я готовилась поступать в иняз.

фото: Дарья Тюкова

— Почему передумали?

— Я недобрала пару баллов. Мы сдавали вместе с подругой из класса, но она пошла на заочное отделение. Я не захотела, стала работать тут, в библиотеке, а потом уже показалось правильным пойти учиться в библиотечном… Так что я тут всю жизнь провела.

— Что сразу вспоминаете, когда говорят о Чуковском?

— Он был очень высокий, его всегда издалека было видно — ведь выше был только Евтушенко. Когда он выходил гулять, сразу же обрастал людьми вокруг — к нему бежали все наши переделкинские ребята. К ним он относился очень серьезно: с мальчиками здоровался за руку, а девочкам — ручку целовал. Ребятам так это нравилось, что они по нескольку раз руки протягивал. Не скажу, что это было панибратство, но вообще он вел себя очень свободно — на кострах прыгал вместе со всеми. Это была наша традиция — костры два раза в году: «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!». Символическая плата за вход — 10 шишек, у открытых ворот ставилась большая коробка. Потом эти шишки бросали в костер. Плакаты развешивали на деревьях и где угодно. Организовывать все это помогала военная часть — они привозили свой оркестр, помогали подключать радио… Приглашались писатели, и до сих пор мы сохраняем эту традицию. Она осталась, костры проводим — правда, уже не в том масштабе, как раньше. Один наш мальчик, Костя Райкин, приехал недавно и долго возмущался: мол, разве это костер?..

— Получается, всю жизнь вы провели рядом с известными писателями?

— Нужно понимать, что это за место, где мы живем. Писательский городок возник в 1938 году, об этом попросил Максим Горький. Тогда же здесь был построен Дом творчества, где писатели останавливались, если приезжали отдыхать по путевкам. Приезжали из союзных республик — от Прибалтики до Дальнего Востока. Так что писателей за свою жизнь я видела столько… наверное, всех видела. Поэтому у меня сейчас два шкафа наполнены книгами с автографами — там такие имена… Здесь бывала Анастасия Ивановна Цветаева, например. Она отдыхала в Доме творчества много лет в конце своей жизни. Я каждый день ходила на работу мимо Дома творчества, и писатели мне кричали: Валечка, мол, принесите журнал! И Тарковский был, и Таратута… В общем, назовите любое имя — и наверняка окажется, что они приезжали сюда и читали у меня в библиотеке. У меня сохранились их формуляры. Пока Корней Иванович был жив, он обязательно каждый день заходил в библиотеку, и никогда с пустыми руками. Мог принести лампочку, если она перегорела, мог принести книгу или какую-нибудь игрушку, привести с собой гостя. Он всех призывал что-то дарить библиотеке, и когда у писателей выходили новые книги, они обязательно дарили экземпляр в нашу библиотеку. А я сама очень увлекалась поэзией, и в моей личной — домашней — библиотеке собрала автографы поэтов. Например, Римма Казакова написала мне на книге: «Валечка, пусть у вас в жизни будет много хорошего помимо поэзии». Мне очень дорог этот автограф.

— Сейчас от той эпохи, наверное, остались только воспоминания?

У нас тут 5 музеев — музей Чуковского, музей Пастернака, галерея Евтушенко, дача Церетели и дом-музей Окуджавы. Я считаю, что наша библиотека — это самый старый музей. Сюда стремились все литераторы, которые приезжали в Россию, особенно англоязычные. Кстати, библиотека — то, что встречало людей сразу же по пути от железнодорожной станции. Свет горел всегда, окна тоже были всегда открыты. И эти люди — промерзшие, заблудившиеся — заходили сюда и за этим столом что только не обсуждали! С 1982 года я начала собирать отзывы — в моей книге расписалась не только вся Европа, но и гости со всех континентов вплоть до Австралии.

— Мимо вас прошли уже дети двух-трех поколений. Они меняются? Или все-таки ребенок всегда ребенок?

— Конечно, дети меняются. Дети моего поколения или чуть младше умели сами себя развлекать, чего только не изобретали для себя!.. Мне странно видеть, когда дети не умеют играть. Однако я хочу сказать, что дети легко проникаются библиотечным духом, их можно увлечь. Мы здесь разрешаем практически все. Кого-то тянет рисовать — и я еще ни одного рисунка не выбросила! У меня огромные папки с рисунками, ну а дети чувствуют, когда к их рисункам уважительно относятся. Однажды сюда приезжал художник-иллюстратор Владимирский, смотрел всю огромную стопку и сказал: «Вот у кого надо учиться рисовать — у детей». Иногда я устраиваю тут выставку детского рисунка.