В день рождения Виктюка журналистам показали его квартиру со сложной энергетикой

В тeчeниe трex днeй дo юбилeя и нeпoсрeдствeннo 28 oктября в Дoмe Свeтa, кaк Виктюк нaзвaл свoй тeaтр, рaспoлoжeнный в удивитeльнoм кoнструктивистскoм здaнии, пoстрoeннoм Кoнстaнтинoм Мeльникoвым, прoxoдили юбилeйныe мeрoприятия. Учeники игрaли спeктaкли в чeсть мaстeрa, eгo знaмeнитыx «Служaнoк» пo пьeсe Жaнa Жeнe. Пoкaзaли тaкжe «Спeктaкль будeт oбъявлeн oсoбo…» («Рoмa, тож Нaм всeгдa 19») в пoстaнoвкe Дмитрия Кaсимoвa, сoздaнный нa oснoвe музыкaльныx нoвeлл выпускникaми фaкультeтa музыкaльнoгo тeaтрa ГИТИСa.

В тeaтрe oткрылaсь выстaвкa «Квaртирa №87», кoтoрую придумaл и oргaнизoвaл тeaтрaльный xудoжник Aлeксeй Трeгубoв. Oн пoпытaлся вoссoздaть дуx дoмa, гдe жил Рoмaн Виктюк. И нeкoтoрыe вeщи мaстeрa изо квaртиры нa Твeрскoй oтпрaвились в тeaтр. Так самое потрясающее, что приехавшие изо Львова родственницы режиссера мило разрешили в день его рождения перебывать в квартире, где он жил и которую ужас любил. Это в пяти-семи минутах с Кремля.

В прихожей.







Место бойкое, трудное, и хата со сложной энергетикой, Ромуля Григорьевич очень хотел не именно в ней. В той самой квартире, идеже жил сын Сталина Васюта, а потом его внук и сценический режиссер Александр Бурдонский. В противном случае абсолютно верить Виктюку, а спирт умел присочинить, нагнать тумана и загадочности, буква квартира досталось Роману Григорьевичу с трудом. Вот всяком случае, он рассказывал, что-то тут решающую роль сыграл Мишутка Ульянов, возглавлявший в 90-е Узы театральных деятелей.

Тихо поднимаемся для третий этаж, чтобы маловыгодный тревожить соседей. Об этом нас доказательно просят. Причастные к таинству поздравляют доброжелатель друга с праздником, то снедать с днем рождения любимого мастера.

Портун в квартиру декорирована листьями, а стену лестничной клетки украшает боги. Виктюк верил в то, словно она не пускает получи порог его дома всякую черт, все плохое. Две небольшие комнаты и мартен, приспособленная под гостиную, с видом возьми здание Госдумы, с мягкими диванами, идеже можно было удобно предполагать, разговаривать и репетировать.

В прихожей. Писюшник, портрет молодого Виктюка и его рукописи.







Все сохранено, наподобие при хозяине: посуда, какие-в таком случае банки с чаем, кофе и вареньем, холодильник, надо дверью — любимая детская фотопортрет, где Виктюк вместе со своими всё ещё совсем молодыми родителями. А гляди и телефон с автоответчиком, о котором годами ходили легенды. Менялись поколения, а молва об этом оставались актуальны. Опять-таки студентами в 1990-е мы названивали Виктюку для того, чтобы послушать учет на автоответчике, музыку то есть (т. е.) его голосовое сообщение – смешное, только как послание миру. Ежедневник постоянно менялись, но обязательно веселили всех звонивших. Последующие поколения студентов занимались тем но самым – звонили, посмеивались, обсуждали услышанное объединение телефону. Виктюк был бесподобен. Мамой клянусь это уже другой телефонный штат, но какая разница. Альфа и омега, что Виктюк сидел бери шелке своего дивана, эпизодически отвечал неугомонным студентам, одолевавшим его звонками.

Ориентальный веер и старинная фотография.







На стенах – афиши спектаклей: «Федра», в котором играла Аля Демидова, живущая поблизости, близко соседка, «Рогатка» согласно пьесе Николая Коляды, поставленная в США поперек строго оговоренным намерениям доставить там Тургенева.

Ученик Романа Григорьевича, что устроил нам часовую прогулку объединение квартире мастера, рассказывает удивительную историю о томик, как Виктюк перехитрил проверяющих. Они в такой мере и не поняли, что сие Коляда, а не Тургенев. Английского языка безлюдный (=малолюдный) знали. Виктюк ловко срежиссировал ближе к финалу сцену с участием расфуфыренных дам, тем самым сгладив отклик, что все это капельки про другую любовь.

Праведница святых – комната, окнище которой выходит прямо в Тверскую, с крошечным треугольным балконом. Кончиться на него нельзя. А на случай если бы это можно было изготовить, то мы бы увидели Кром.

Восточный веерок и старинная фотография.







Во второй комнате, которую хоть назвать спальней, — ведь ли кровать, то ли оттоманка, полки с книгами, дисками, кассетами, стопки книг — Марсель Пруст, сочинения ровно по искусству, старинная фотография, получай которой запечатлен Дягилев, исписанная ручкой театральная лицевой с телефонами и фразами. При жизни Романа Григорьевича книги лежали бы без околичностей на ковре с закладками, а своевольно бы он устроил нам такую феерию – мамусенька, не горюй.

После смерти Романа Виктюка перевезли получи родину, во Львов, нате знаменитое Лычаковское кладбище, занесенное в перечисление ЮНЕСКО, где похоронены его черепа. Во Львове у Виктюка равно как была квартира в самом центре города в старинном австрийском доме, украшающем открытки с видами города. Приезжая тама, Виктюк появлялся на своем ужасно длинном балконе. Выходил, делать за скольких на сцену, в каком-нибудь экзотическом ярком халате, и человечество стояли, глазели на него, словно на чудо. Он и был настоящим непонятно как, прекрасным чудаком.

Как сложится дальнейшая счастье московской квартиры, пока отнюдь не известно. Скорее всего, музеем ей отнюдь не быть.