Кoличeствo ВИП-гoстeй, кaк мeстныx питeрскиx, тaк и прибывшиx нa прeмьeру с Мoсквы, зaшкaливaлo. Губeрнaтoр Сaнкт-Пeтeрбургa Aлeксaндр Бeглoв, кoллeги рeжиссeрa пo Aдминистрaции Прeзидeнтa, журнaлисты, критики… Бoльшaя дeлeгaция oт «Гeликoн-oпeры» вo глaвe с xудрукoм Дмитриeм Бeртмaнoм, приexaвшaя пoддeржaть кaк рeжиссeрa (oн — лaурeaт кoнкурсa «Нaнo-oпeрa» в «Гeликoнe»), тaк и свoeгo сoлистa Ивaнa Гынгaзoвa, приглaшeннoгo в Миxaйлoвский нa зaглaвную пaртию.
С пeрвыx тaктoв увeртюры стaлo лапидарно, что взят очень высоченный эмоциональный градус, который далеко не позволит снисходительно отнестись к этой опере, традиционно считающейся отнюдь не лучшим сочинением Петра Ильича. Хормейстер Александр Соловьев — сие его дебют на сцене Михайловского — провел колоссальную работу согласно адаптации партитуры к постановке: спирт произвел купюры, которые придали драматургии энергичность и стройность. Спектакль идет дешевле трех часов. При этом никакого ущерба музыке невыгодный нанесено. Напротив, она только выиграла: те фрагменты оперы, которые прокладывают метода к шедеврам Чайковского — «Евгению Онегину», «Пиковой даме», «Иоланте», — звучат выпукло, «делая погоду». Лирические сцены — самая сильная взгляд творчества Чайковского — предстали в гармонии с хоровыми эпизодами, в которых мелодист старался не отстать через своих коллег из «Могучей кучки». Бог уместно прозвучали танцы, которые регент превратил в антракт к 4-му акту. Приближенно же как увертюра, текущий инструментальный фрагмент прозвучал присутствие закрытом занавесе, дав средство оркестру Михайловского показать свою бесшабашность и удовольствие от работы с прекрасным виртуоз Соловьевым.
Женские партии в исполнении меццо-сопрано Екатерины Егоровой (Морозова) и сопрано Валентины Феденевой (Наталья), категорично, оказались художественным и смысловым центром спектакля. Прекрасные голоса в сочетании с артистизмом — драматичностью Егоровой и лиричностью Феденевой — в полной мере раскрыли редкостный мир фантастического мелодизма Чайковского. Больно интересным оказалось решение образа фаворита Ивана Грозного Басманова — буква партия написана Чайковским в (видах альта, однако в этом спектакле значение отдана контртенору Вадиму Волкову, кто вносит гендерную внятность в особый образ: историки утверждают, фигли Басманов был любовником царя. Компромиссы фальцетного пения, ясный путь, чувствуются — женский тромбон звучал бы ровнее и интонационно больше, однако актерски это было осязаемо. Очень хорош Алексей Тихомиров (равно как, кстати говоря, солист «Геликон-оперы») в роли шефа опричников князя Вяземского — в нем усиживать обаяние и кураж, придающие злодейскому образу оперную престижность: ведь у Чайковского и злодеи поют красивую музыку. Почему нельзя сказать об Иоанне, безмолвное вскакивание которого в финале выглядит ровно по-настоящему пугающим. До последнего момента сохранялась любовь: не сойдет ли с афиши собственноручно (делать) Владимир Кехман, чтобы оттянуться своими злодеяниями? Ну, никак не своими, конечно, а царевыми. Хотя — нет. Эта козырь оказалась отыгранной: после премьеры объявление с изображением худрука Михайловского без остатка исчезла, оставив ощущение призрачности и нереальности.
Вано Гынгазов в партии Андрея Морозова был возьми месте как актер, хоть бы не везде убедителен в вокальном плане. Образцово звучали высокие ноты возьми опоре, но подходы к ним эпизодически тонули в оркестровом потоке. В другом составе партию Морозова поет концертмейстер Михайловского театра Сергей Кузьмин — имеет доминанта послушать и его в этой роли.
Постановщик Сергей Новиков поставил вампука в консервативно-традиционном стиле: никаких «режоперских» приращений смыслов — целое так, как написано. Хотя это совершенно не невесело и не музейно. Адекватность постановочных приемов правилам зрелище, заданным партитурой, работает получай партитуру. Читается работа режиссера с артистами — мотивировкой, характером, развитием персонажа. А многие придумки, не зафиксированные в тексте Чайковского, чудо) как здорово раскрывают сюжет. Вот хоть, сцена клятвы Морозова рядом вступлении в опричнину. Вяземский провоцирует Морозова отослать на плаху маленького мальчика. Мятущийся Морозов переворачивает платформу с прикованным к ней в детстве, обрекая его на курносая. Но… платформа возвращается — пузырь жив. Он плюет в новоявленного опричника. Радый Вяземский отпускает мальчишку: Морозов «свой». Все это происходит возьми фоне хоровой сцены и радикальным) образом вливается в музыкальный текст и текстовка либретто.
Консервативность более общем выплеснулась в художественном оформлении спектакля. Да, в отличие от режиссуры, оформление, несмотря на свою визуальную захватничество. Ant. миролюбие, стала самым слабым местом спектакля. Первая но сцена в тереме Жемчужного вызвала боязнь забавным сходством с кадрами фильма «Брак Бальзаминова»: на заднике белокаменный Кром, купола, перелетные птицы (видеопроекция) — полно иллюстративно, буквально, аляповато. «Живописность», — сказал бы Ванята Васильевич из известного фильма Гайдая. Перво-наперво даже закрадывается мысль: мало-: неграмотный пародия ли это? Однако нет: художник Александр Купалян и в костюмах оказался настоль же прямолинейным. Кокошники и парчовые кафтаны, грубоватые сарафаны, черные плащи опричников и белые одеяния рынд вроде бы историчны, но лишены зрелище и театральности.
Зато очень всемогущий дополнительный смысловой слой создает оный факт, что режиссер спектакля Сергуня Новиков ставит оперы в свободное ото основной работы время. Из-за этого что работает он начальником Управления Президента РФ в соответствии с общественным проектам. В этом контексте круг материала становится особенно любопытным. Тогда «Опричник» — сие не просто опера Чайковского, же и сюжет Лажечникова о том, что дочь отреклась от отца, сынишка от матери, мать ото сына. И как действовала личная охрана Ивана Грозного, как вершилась правление царя, строившего государство Российское.